Умка: "Новый альбом был записан с ощущением, что молния бьет прямо сквозь нас"
(Часть вторая)
- Ты недавно работала с Андреем Тропилло. Как у тебя складывалась работа с этим легендарным персонажем?
- Он присутствовал постольку поскольку, был как Энди Уорхолл. Зато там был другой Тропилло - Ясин Тропилло, совершенно, по моему мнению, гениальный звукорежиссер. Он очень хорошо нас записал и, несмотря на то, что мы с ним перед этим не были знакомы, отнесся к нам прямо как к своим. Все вытащил, что мог. Альбом назывался "Умка на Антропе" - там были только старые песни, потому что мы перед этим выпустили "Парк Победы", и новых еще не было. Мы взяли и просто записали концертную программу. На этом альбоме очень хорошее качество, хотя тоже, конечно, можно придраться...
- Нет пределов совершенству.
- Нет...
- Это ведь во всем так, в любой работе. Когда что-то пишешь... Написал. Вроде и ничего. Сначала: день, два, три после написания, кажется, что все вроде бы и ничего. Но спустя какое-то время, уже думаешь, что можно, наверное, и получше было сделать.
- Нет, день, два, три еще думаешь, что вроде бы все нормально, потом месяц думаешь, что лучше было бы вообще не выпускать, потом забываешь...
- Я то альбомы не выпускал, я про статьи говорю.
- Да, статьи-то проще - сидишь один, ковыряешься, и сам от себя зависишь.
- Когда я пишу статьи, то для меня в этом нет, пожалуй, духовного процесса.
- Да?
- Да. Это же работа.
- Неправда, есть духовный процесс.
- Ну да, есть, ты уж прямо буквально хочешь трактовать мои слова.
- (смеется) Не мучаешься так, конечно, если есть какой-то профессионализм...
- Вот со стихами - иначе, тут, в самом деле, нужно ждать щелчка. Я же не могу себе сказать: надо сесть, написать стих. Сказать-то можно, но это не значит, что так и будет. Понимаешь?
- Нет, это оно тебе говорит: так, Аня, надо написать стих. И ты останавливаешься, где стоишь и...
- У меня была какая-то пауза в сочинении стихов, несколько лет, я не помню сейчас сколько именно.
- Да, это бывает.
- Потом эта пауза прошла, и вот теперь, года уже три, наверное, опять продолжается. Определенного рода стимулом тут стал выпуск альбома "Пятиугольный грех". Опять пошло и была однажды ситуация, когда я... Я давно никуда не ездил, в основном, в маршрутках путешествую, и они стали у меня чем-то вроде музы.
- Это я хорошо понимаю.
- И я прямо в маршрутках начинаю что-то записывать. Или в метро.
- Да-да-да.
- А один раз пошел зимой в магазин - в голове что-то щелкнуло, и, чувствую, что я это до дома...
- Не донесу.
- Да, не донесу три строчки эти. Тогда я в магазин...
- Дайте, пожалуйста, ручку и бумажку. Это я знаю!
- Купил блокнот, карандаш, встал возле магазина и записал.
- Да, и у меня бывает такое.
- С тех пор без блокнотика никуда не хожу. Всегда его и ручку с собою ношу. Я же не знаю: щелкнет или нет, но лучше с собой все иметь, чтобы, если потребуется, все записать.
- А у меня был случай. Есть такая песня - "Люди под сорок". Как-то я долго гуляла в парке: гуляла и догуляла до самого его конца - впереди какие-то ларьки, и пока я до них дошла, то почти сочинила эту самую песню. Но у меня ничего с собою не было. Иду в ларек: "Дайте ручку и бумажку, пожалуйста!" И я прямо там все записала.
- Это стихи. А с музыкой как?
- А музыка - в голове. Иногда приходится, правда, нотками записывать, но редко очень. Это если проснулся ночью, и нужно срочно записать. Тогда приблизительно накидываешь, а потом разбираешься. Оказывается, что все было совсем не так... Утром оказывается, что все это написал Пушкин... Как всегда! (смеется).
- Беседа у нас тобой сегодня свободная, главной темы нет, я в своих вопросах импровизирую, у меня нет заранее продуманного списка тем для разговора, но как бы там ни было, вот о чем хочу тебя спросить... Музыка, стихи, прочие гуманитарные радости - это все здорово. Но... В целом, то что происходит в нашем замечательном государстве. Как это, по-твоему, отражается на искусстве? Конкретно?
--Сейчас я буду давать политкорректный ответ.
- Давай.
- Но он соответствует тому, что я думаю... Мне кажется: все, что происходит в нашем замечательном государстве, является частью того, что сейчас происходит во всем мире. А то, что происходит сейчас во всем мире, лично мне не очень нравится. Может, это так называемое старческое ворчание, но даже когда мне было двадцать лет, было как-то веселее. Несмотря на Брежнева и на все остальное. Сейчас решили построить всех в ряды и рассадить по клеточкам, чтобы каждый "винтик" выполнял свое "винтиковое" дело, и ни в коем случае не желал стать "шпунтиком". Мне кажется, что приблизительно то же самое они хотели сделать в начале шестидесятых. И все прекрасно знают, чем это закончилось. Я этого сама не помню, но мы все читали книжки и знаем, какой была Америка конца пятидесятых годов. И каким образом она была совершенно роскошно взорвана изнутри, и превратилась на некоторое время просто в цветочек. Страшненький такой цветочек, но тем не менее...
- А сейчас что-то аналогичное может произойти?
- Надежда никогда не исчезает. Я вообще не очень люблю революцию, особенно в этой стране. Потому что она влечет за собой тот самый бунт, бессмысленный и беспощадный, а нам это совершенно не нужно. А с другой стороны, никуда же не денешься. Я вот наблюдаю эту так называемую продвинутую молодежь, даже не продвинутую... Мне страшно нравятся слова одного мужичка из старой тусовки - он сам поэт и когда пришел на мой концерт, то сказал: "Тебя слушает благородная часть молодежи". Мне это очень понравилось. Не продвинутая - модное слово - а благородная часть молодежи! Это же красиво, это же девятнадцатый век, декабристы. Благородная часть молодежи! Так вот, благородная часть молодежи сейчас просто бурлит, и что она там набурлит, это одному Богу известно. А сверху, наоборот, пытаются насаждать ряды в белых футболочках, с одинаковыми изображениями и это довольно забавно смотрится. Потому что даже не страшно, это чепуха какая-то! Собачья чушь!
- Все это противно, конечно...
- Ну да.
- Но это все есть.
- А они потом... Главное, приятно, что среди тех кто в одинаковых футболочках и в ногу марширует, нет даже никаких поползновений... Вот в наше время были какие-то идейные комсомольцы и пионеры еще немножко были, а сейчас уже таких нет, они честно говорят: "Мы сюда вышли, потому что нам всем пообещали мобильники, и вообще Москву посмотреть - ништяк". А потом приходят домой и слушают... Я не знаю, что они слушают... "Зверей", наверно, и "Фабрику", в меньшей степени.
- "Звери" - это да. Мне однажды попался случайно какой-то альбом этой группы, а когда послушал... Нет, не буду описывать ощущения свои, однозначно...
Умка хохочет.
- Но я как-то предался такой старорокерской тоске. Ерунда, конечно, всегда была, но такая!
- Давайте вспомним "Ласковый Май", потом еще можно вспомнить "Где-то на сопках багульник цветет" (это песня времен БАМа - прим.авт ) - тоже хорошо пели ребята...
Молодой человек (он из питерских фанов Умки, сидит за нашим столиком):
- Но они же себя не позиционировали, как рок-команда.
- Еще не хватало.
- Какая разница?
- Меня приводит в восхищение слово "позиционирование". Замечательное слово и оно теперь очень часто звучит. Я понимаю, что оно значит, да и музыканты его нередко говорят, но все равно, это слово...
- Вот для молодого человека слово "позиционировать" - это как здрасте.
- Специальное слово.
- Я вот себя не позиционирую.
- Я - тоже.
- Главное себя никак не позиционировать, тогда тебя будет трудно поймать и прихлопнуть. (смеется)
- В принципе, по всем правилам журналистского якобы искусства - это идеальный конец для нашего интервью.
George Гуницкий, специально для РокмЬюзик.Ру