Вадим Шкалин. Ничего страшного. Умка представляет свой новый альбом.
(Опубликовано в журнале FUZZ 11/2006 в сокращённом варианте)

http://www.fuzz-magazine.ru

Умка: Основное ощущение, которое у нас наступило после того, как мы записали альбом "600"... То есть и тогда было ясно, что ничего страшного, но уж больно всё было вокруг интенсивно стрёмное. Вокруг прошлого Нового года сгустились какие-то катастрофические события, как положительного, так и отрицательного характера. И всё было очень интенсивно, очень сильно, очень серьёзно, сурово и, пользуясь таким глуповатым словом, судьбоносно. И мы только начали работать над альбомом, как заболел наш барабанщик, причём так серьёзно, что мы опасались за его жизнь... Ну, и много других случилось событий Я уже говорила в некоторых интервью, что Олег Коврига, наш издатель, как-то сказал: "Такое ощущение, что молния сквозь нас бьёт в землю..." Вот такое было ощущение. И это было связано со всякими личными обстоятельствами, с уходом из жизни близких людей... я не буду на этом сосредотачиваться, потому что это, в каком-то смысле, вообще никого не касается, кроме меня... Гроза, настоящая гроза. А после этого, когда мы играли презентацию этого альбома в "Б2", у нас как раз такое было счастье от того, что он вышел, и от того, что мы всё-таки прорвались сквозь эту густую, почти непробиваемую атмосферу, и вылезли на ту сторону, - я сразу решила, что лозунг момента - "Ничего страшного". И дальше будем думать в этом направлении. Причём даже не думать, а, скорее, чувствовать, потому что песня рождается не от думанья, а от ощущения где-то в сердце.
       FUZZ И это была одна из причин смены названия группы?
       Умка: Нет, смена названия сама по себе. Просто мы поняли, что стали играть совсем иначе, плотнее, тяжелее, и название БРОНЕВИЧОК - что-то несолидное очень и вроде как юмористическое: да мы тут ничего особенного не играем, попеть вышли, поэтому у нас такое названьице, не обращайте вниманьичка своего... А потом, как раз на этой презентации я и объявила, что мне вдруг пришло в голову как именно можно сменить это название: надо просто отбросить уменьшительный суффикс, и всё будет нормально. В каком то смысле самоирония останется, потому что броневик - скомпрометированное средство передвижения. Но при этом ясно будет, что мы немножко выросли, повзрослели, - может, даже не немножко, а очень серьёзно. В конце концов, уже за сорок лет, уже можно начинать безоглядно втюхивать то, ради чего, собственно, живётся.

       Ничего Страшного
       Про эту песню я уже сказала... Причём, там были 12 негритят, которые купались в синем море и утонули. Припев пришёл намного раньше, чем все куплеты, - я уже знала, какой будет припев; я даже знала, что после одного из куплетов будет "Аллилуйя!". А потом я догадалась, что это имеет какое-то отношение к урагану "Катрина" и к утопшему Новому Орлеану. То есть это где-то подсознательно сработало, потому что я об этом всё время думала, - это для меня тоже было серьёзное такое потрясение, весть об утонувшем Новом Орлеане... В общем-то, всегда хотелось туда попасть, но теперь уже никогда. Я для себя и придумала этот подводный город, в котором утонули эти самые человечки...

       Убежавший
       Большинство песен с этого альбома мне приснилось... То есть полностью песня не может присниться, потому что ты плохо помнишь вообще, что происходит во сне. Просыпаешься с какой-то мелодией в голове, на которую есть небольшой кусочек текста... Чтобы поймать мелодию, надо её в клеточку текстом словить, и тогда она не убегает дальше. А если вовремя на тексты её не поймать, то она так и улетучивается...
       Вот с "Убежавшим" была такая история. Была эта мелодийка, первые две строчки, я на неё быстро "Убежавшего" накинула сеть, она в неё поймалась, и остальное, буквально за какие-то час-полчаса, туда само как-то подрифмовывается и делается. Мы вернулись из американского путешествия, осеннего, и прямо за четыре дня - четыре песни: "Ничего Страшного", "Убежавший", "Как Мошкара" и "Другая Дверь". Причём всё это связано с сильными приступами головной боли, почти мигрени, - то есть начинает дико болеть голова, и просыпаешься с уже практически готовой вещью. Странный довольно процесс. Мне говорили, что это нормально, что так бывает: именно в голове работает какая-то штука, и она работает через боль... Или благодаря головной боли активизируются какие-то участки мозга, в которых лежат самые интересные для нас вещи... Или крышечка сдвигается с отверстия, в которое что-то попадает, что летает в воздухе, - ну, я не знаю... В общем, ощущение ветра, который дует из тебя и оставляет след в виде песни. То ли в тебя, то ли из тебя... Становишься отверстием, через которое дует нездешний ветер, и благодаря этому можешь зафиксировать кусок чего-то такого, относительно чего в трезвом состоянии ничего особенного сказать не можешь, только воспроизвести...
       Когда записывали, там случайно возникла эта фишка с двумя голосами одновременно. И она её, эту песню музыкально сделала поинтересней. Там вообще были кое-какие разногласия. Вот этот рифф жёсткий, который Боря Канунников сразу предложил, мы его уже и так, и сяк... Например, были варианты размазанную такую гитару играть на дырках, а на тексте играть что-то жёсткое. Потом всё вернулось к изначальному варианту, то есть Боря был прав.

       Как Мошкара
       Тоже приснившаяся вещь. Причём почти целиком приснилась - она же маленькая. И понятно было, как её записывать, то есть не с группой. Я думала, что, может быть, записывать её под клавиши, и даже подъезжала к Псою Короленко с этим делом, потому что я сама на клавишах играю не очень, и вообще никогда этого не делаю. Но когда я ему напела, он сказал: "Не-ет! Тут джазовая гармония, я в этом не силён..." И как-то спонтанно пришла идея, чтобы записать одной на много голосов. Там, правда, есть очень низкий голос один, который поёт бас, - это звукорежиссёр наш, Ян Сурвилло. А так я просто записала подряд эти восемь или сколько там треков.
       А название имеет какое-то отношение к закату, к роению мошкары некусачей на закате... Если смотришь, например, на песчаные дюны - там роится мошкара, и все одновременно, на разные голоса, тихо-тихо - а в результате очень громко - жужжат. И когда Боря послушал, он сказал, что это точно как мошкара роящаяся. Но на самом деле эта история с этой мошкарой - цитата, откуда - не могу вспомнить. И что "как мошкара", тоже не могу вспомнить. Довольно глубокое ощущение, имеющее отношение к не совсем называемым переживаниям. Хотя сам смысл этой песенки и текст её не имеют прямого отношения к этому переживанию, только звук.

       Разовая Доза
       Немножко хулиганская вещь. Она, по-моему, настолько понятная, что комментировать не имеет смысла. Её и "Про Быков" я сочинила, когда каталась на лыжах. Я очень удивилась, думаю: странно, две песенки, довольно удачные, в два дня подряд - и без всякой головной боли, без всяких физических напрягов, наоборот - всё очень бодро: солнышко светит, я на лыжах рассекаю по лыжне... Я представила себе: когда будет сходить лёд, то именно по лыжне расколется пополам эта река. И вот как раз там, во втором куплете, есть "...на две половины раскололась река...". Реггей... Ну, как бы реггей, потому что мы реггей, в принципе, не играем. Но народ обрадовался, потому как любит музыку реггей.

       Про Быков
       Тоже простая песенка. Они две немножко выбиваются из общего тона, то есть они не из затылка, не сзади головы пришли, а как-то в лоб, спереди. Все более ночные, а эти две - дневные вещи, с солнышком, с лыжами... Такая констатация, ответ на вопрос "Почему вас не крутят по радио?" Ну, не крутят, и ладно, без этого прекрасно проживём. Собственно, про это и песенка. Мы обычно её на концертах объявляем: "Вот эта песня про зверюшек, про братьев наших меньших".

       Концерт
       Тоже из приснившихся. Где-то в туре сибирском. У меня была температура, я болела, пока мы ездили по Сибири. И как раз после какого-то очень тяжёлого, не самого удачного для нас концерта мне, видимо, в виде компенсации приснилась такая волшебная, чудесная, летучая песня про какой-то несуществующий, прекрасный концерт. А самое смешное, что именно в этой песне я играю на клавишах, потому что сразу возникла мысль, что группа её вряд ли сыграет. Правда, группа потом сказала: "Да? А че, - мы бы с удовольствием сыграли", но было уже поздно. Я прямо пришла на студию, где мы записывались, сказала: "Сейчас я буду играть на пианино. Ну-ка давайте!" А там действительно стоит немножко расстроенное пианино, мы туда засунули микрофон, я быстренько подобрала и сыграла. Но если бы меня кто-то попросил ещё раз это сыграть, думаю, у меня бы не получилось...
       Кстати, я тут скажу, что мы всё записали от первой до последней секунды за 9-10 дней, сделали подряд всё - это для нас шикарный, эксклюзивный случай. Потому что мы вообще записываемся быстро, но обычно у нас, благодаря тому, что студия занята бывает другими людьми, получается, что в один месяц три дня, в другой... И всё это может растянуться на целую осень, например, или весну. А тут как-то так удачно получилось, что освободилось несколько смен, и мы прямо каждый день - то у своих друзей на базе, то на студии "MYM", где мы обычно записываемся и сводимся... А потом мне ещё сделали мастеринг хороший - у нас наконец-то были на это деньги, - и диск звучит таким образом, что нам самим не стыдно, и мы действительно можем его слушать прямо после записи - это довольно редкий для нас случай.
В песне ещё есть впечатления: когда мы были в Америке, нас водили на представления "Cirque du Soleil" ("Цирк солнца" или "Солнечный круг") - это такой цирк для тех, кто не любит цирк. Волшебное представление с большим количеством всяких спецэффектов, и при этом очень сердечное. Там есть сюжет, есть какие-то переживания - не только трюки - как спектакль... Хотя я театр терпеть не могу, и цирк не люблю. Но это было великолепное, чудесное, волшебное, почти психоделическое переживание.

       Шагреневая Кожа
       Страшно грустная вещь для меня. Я не знаю, как люди её слушают, потому что когда я её сочинила, вообще не знала, как можно такую вещь показывать кому-то, кроме собственной головы. Я её сочинила в один из последних дней сведения, - у нас еле-еле оставалось там 15 минут, - пришла и сказала: "Ян, сейчас быстро пусти меня в барабанную будку, я знаю одну песенку, я её быстро запишу сама..." И я там руками просто играю на барабанах и пою вот этот коротенький текст заклинательного немножко характера.

       Другая Дверь
       Получилась весёлая, несмотря на то, что она тоже вышла из головной боли и из сна. И там было несколько вариантов финала: один из вариантов - а за этой дверью ещё другая дверь. Но потом мне сказали: "Чего это у тебя какая-то дурная бесконечность получается? Придумай чего-нибудь другое..." И я действительно ковырнула, а там есть эти два куплета про кота...

       Велосипед
       Самая любимая песня в альбоме. "Велосипед" и "Первая Буква" - две песни из очень раннего детства. Причём, "Велосипед" где-то из 6-8-летнего, а "Первая Буква" из совсем-совсем маленького детства, когда ещё почти не умеешь разговаривать. У меня есть странное ощущение, что все места, где я чувствовала себя как дома - и вообще дома - рано или поздно исчезают, сгорают, уничтожаются, - и это рок такой, оставляют такой след... Как у Томаса Вулфа: "Утрата, утрата. Нет возврата"... И действительно, одно из таких мест, главное такое место - это дача, на которой я выросла, в Крюково под Москвой. У меня с ней связано множество детских воспоминаний, которые во снах меня постоянно... не то что преследуют, это благословение, когда они приходят! Я опять попадаю туда, где я дома. И песня, в принципе, про эти сны, про дачу, про этот велосипед, про этот сарай, про дальние поезда и лопухи - и всё, что довольно близко, наверное, любому человеку, у которого было детство. Поэтому группа сразу же вцепилась в эту песню, и сразу моментально сделала её так, как надо. Просто этот велик в детстве был у каждого.

       Первая Буква
       Тоже очень раннее детство: гул самолёта, он же первая буква - буква "А", которую тебе показывают в алфавите: "Вот это "А-а-а"!" В букваре показывают, и рядом нарисован арбуз. И этот же арбуз - купол неба, земной шар, это мяч, гулкий звук мяча, арбуз, вот эта "А", и нёбо, и небо, и ты ещё почти не умеешь говорить, поэтому это всё сливается в один гул. Я думаю, что именно поэтому она, собственно, и цепляет, эта вещь. И тоже группа сразу очень хорошо за неё схватилась.
       Там есть ещё кусок Калифорнии, когда мы сидели на берегу океана, ночью, и там действительно всё время прилетают в Сан-францисский аэропорт самолёты. Гул океана сливается с гулом от самолётов, и стоит один сплошной гул, напомнивший мне это детское "А-а" и эти самолёты Шереметьевские, которые летали над нашей дачей.

       Новогодняя
       Действительно, новогодняя. Точнее, предновогодняя. Я её сочинила за день до Нового года, и думала, что на Новый год её всем спою. Но нам стало как-то не до того, потому что все выпили, гуляли, было очень весело - в Киеве было дело... Тоже из головной боли, тоже ночная вещь. Я её записала на каком-то старом билете совершенно неразборчивым почерком, потеряла её в рюкзаке... И ужё думала, что потеряла совсем, и не помнила из неё ни слова... Потом уже в Севастополе нашла, думаю: "О, надо же, какая песенка...", показала Боре, а он говорит: "О-о-о... давай делать... хорошая вещь...". Даже неожиданно, я, собственно, на неё не возлагала никаких особенных надежд.

       Ничего Страшного Нет
       Это вещь Бори Канунникова. Основу он довольно давно носил и часто играл на гитаре эту тему... А потом спонтанно пришло такое решение, уже во время записи альбома. В то время как я у Яна дописывала какие-то голоса, он пошёл на студию у нас на базе, и записал на две гитары. Там импровизаций очень много. И мы её решили назвать "Ничего Страшного Нет" и пустить в конец, чтобы всё закруглилось и завершилось. И прекрасно она там, мне кажется, по настроению подходит.

       Вообще, ощущение от работы над альбомом осталось крайне светлое, несмотря на невероятное напряжение, - мы гудели, как трансформатор, пока это всё делали. Потому что очень интенсивно было, очень... Мы перед этим репетировали довольно долго для нас - где-то месяц-полтора с перерывами, потому что мы всё время в разъездах,- и потом просто сели и начисто стали записывать эти все вещи. Мы записываемся всегда вместе все, то есть потом только какие-то добавочные гитары, вторые голоса, а так - вся основа пишется одновременно. Но от этого тоже такой расслабленности не было, было очень-очень интенсивное... не то чтобы напряжение, а как Любовь. Такое плотное, всезаполняющее ощущение. Мне кажется, что это должно передаваться при прослушивании.

Подготовил Вадим ШКАЛИН
FUZZ ╧11/2006