[Date Prev][Date Next][Thread Prev][Thread Next][Date Index][Thread Index]

Ямайка



Вот что я заметил в этом тексте.

Знаете литературный прием разрушения виртуальной реальности? Это
когда раньше автор текста обращался непосредственно к читателю,
например "а теперь я вам расскажу дети сказку. Жил-был..." и
дальше следует сказка, и тому подобное. Это в 19-м веке.

В двадцатом веке ситуация изменилась - у Набокова
например в "Приглашении не казнь" в финале герою надоедает
играть, он встает, и картонные декорации рассказа рушатся (а
может, это ему голову отрубили), и мы возвращаемся из реальности
рассказа в реальность иную, но тоже нам о которой рассказывают. 

То же у Бродского (в Дидоне и Энее, например):
... Она стояла / У костра который развели / Под городской стеной
/ Ее солдаты / И видела как в мареве огня / Меж пламенем и дымом
/ Беззвучно распадался Карфаген / Задолго до пророчества Катона.

В отличие от литературы 19-го века тут миры несовместимы. И
второй реален, но отличен и несовместим с первым. Поэтому
осознать его виртуальность можно только после его гибели,
разрушения. И оба мира не есть тот, где
существует читатель.

Тот же прием и в этом тексте - сначала, когда упоминаются глаза
любимой, как намек, и в конце "а эта дверь, она открывается,
спрашивает любимая" - уже из другой реальности. 

Причем очевидно достаточно, что в ситуации обычной московской
квартиры вопрос достаточно странен. Ну вот в ванную комнату
дверь, чего спрашивать? Нет, очевидно, что тут мы попадаем
вдобавок то-ли в сарай, то-ли на какой-то арбатский чердак, где
могут существовать двери, которые могут не открываться.

М.


E-Mail: Michael Bykov <[email protected]>
Date: 22-May-2000 Time: 19:17:06