dorozhnye zapiski :)

[Yuri Kibirov <kibirov@chat.ru>]

Привет, друзья
Наконец-то я более-менее пришёл в себя  - по крайней мере, достаточно
для того, чтоб написать сюда что-нибудь внятное и в нужной кодировке ;)
М-м-м, ну, кто не знает - я тут недавно в Москву ездил. Очень хочется
впечатлениями поделиться, потому что поездка была сумасшедшая и
сказочная. О московской её части некоторые из вас осведомлены даже
слишком хорошо, пожалуй, но, в конце концов, были ещё пред- и
постмосковские части, и во всех трёх можно найти что-то хорошее...
Занятное, по крайней мере. Мне про дорогу в Москву пока рассказать
хочется...

Начать с того, что (это я говорю для тех, кто совсем не в курсе...)
поехал я не один, а с девушкой по имени Алька, ближайшим нынешним
своим другом. Кстати, следуя примеру Бори Плотникова (без ехидства!
просто Аля тоже в каком-то смысле моё /моя? мой?/ протеже, не думаю,
что она хуже Степанова), не премину уронить ссылку на альфа-версию её
сайта, который я между делом пытаюсь лепить, хотя это по понятным
причинам плохо получается - вот: http://alya-z.nm.ru/ - и предложу
ругаться и не очень ругаться мне в приват.

Но это всё лирика. Вернёмся к реальности - поездке, то бишь. Чего мы
сорвались-то? У Альки кончилась сессия, и до начала занятий оставалась
неделя законных каникул. В Астрахани ей сто лет как не сиделось, но
одну её родители не отпускали. А со мной типа можно. Ну и вот. Против
поездки было всё что угодно - от родителей до мороза в минус двадцать,
и всё-таки черти нас понесли незнамо куда и, в сущности, незнамо
зачем, но, видимо, это были какие-то в доску свои черти: ничего
плохого про них теперь, спустя неделю с лишним после внезапного
старта, я сказать не могу. Несли бережно и с душой.

Вышли к вокзалу мы 24-го, в ночь, в лютейший мороз, и чувствовали себя
полнейшими придурками, но такими, знаете ли, очень гордыми собой
придурками... всё-таки мы ввязались в это дело, хотя совершенно
непонятно, чем оно может для нас обернуться. Когда мы вошли в вагон, то
поняли, что добраться до Москвы будет совсем не так просто, как
хотелось бы: холод в вагоне стоял отчаянный, кажется, на вокзале и то
теплей было... А что делать: если на улице минус двадцать, то вагон
на стоянке выстывает мигом, а нагреть его заново - целое дело. Мы не
стали снимать куртки, просто сели на своё место и стали ждать
отправления. Напротив наших мест на нижней полке лежало две
внушительных размеров сумки на молниях, ну, какие бывают у челноков.
Ничего интересного это вроде бы не сулило - мало ли челноков мотается
туда-обратно по этой линии, но вот с перрона, докурив последнюю
предпоездочную сигаретку, пришёл худощавый парень, владелец громоздкой
клади. Пришёл - и стал уталкивать кладь наверх, на третью полку. И тут
сумки заворковали. Множеством голосов, сердито и встревоженно. Мы
обалдело переглянулись: вот это да! Едем с настоящей голубятней под
крышей. Не слишком словоохотливый парень пояснил: да вот, ребята в
Москве... попросили купить... везу для них... 30 штук в каждой
клетке... Сколько?! Тридцать... там два яруса, еда насыпана...
Последний сосед определился минут за двадцать до отъезда, им оказался
толстый немолодой кавказец с тем сыто-благодушно-скорбным выражением
лица, какое, например, бывало у некоторых персонажей Фрунзика
Мкртчяна. У этого кавказца вдобавок была в крови определённая толика
цыганщины, что подтверждало то ли имя, то ли фамилия Яшко, по которому
его якобы можно было найти там-то и там-то, он нам потом подробно всё
описал. Кавказец в вагоне оказался не один, поблизости ехало ещё
несколько, и время от времени они начинали громко и весело
перекрикиваться на своём наречии, но, надо признать, вели себя
прилично и за рамки светского плацкартного трёпа не выходили. Альку,
впрочем, зацепил-таки приступ ксенофобии, но она всё детство прожила в
Ташкенте и с людьми горских народностей ничего хорошего у неё не
связано, так что её напряг мне был понятен. Но сам я вполне отдавал
себе отчёт, что такие соседи - куда лучше летних таджиков, кои,
помнится, десантировались полгода назад в вагон, где я ехал, в
количестве человек двенадцати, лежали на голых полках, потому что не
могли купить постель, до самой Москвы тарахтели что-то непонятное,
жрали некую травяную дрянь (говорят - хэш) из пакетиков и одним своим
присутствием вызывали у милиции нездоровое внимание к нашему вагону -
разочек нас перетряхнули с обыском просто от и до, невзирая на пол и
национальность.
Нет, решительно, эти, нынешние соседи были мне куда милей. Они хотя
бы говорили по-русски, хоть и плохо. Один из молодых кавказцев,
проходя мимо наших полок, вдруг замер, прислушиваясь. Ну да, на
верхней полке что-то зашебуршало, забулькотило... "А? Слишишь,
да? - обратился он к кому-то за пределами видимости. - Это голос
петух." Ему, видимо, не поверили. "Да слушай! Килянусь! Кто-то везёт
петух Москва!" Этот Петух-Москва, похожий то ли на рейс скорого
поезда, то ли на название футбольной команды, меня прямо-таки
растрогал. Потом, конечно, голуби были рассекречены, и их временный
владелец в сотый раз повторял каждому услышавшему "голос петух"
пассажиру историю про друзей, про покупку, про тридцать голубей, про
то, что он сам не разводит, а опять же друзья попросили - и всё по
кругу. Подозреваю, что самое тяжкое в той авантюре, в которую он
ввязался - не возня с клетками, а вот эти бесконечные сочувственные
расспросы окружающих.
Одной из самых любопытных была девушка Оксана из соседней купешки,
если можно купешкой называть кусочек плацкартного вагона. Она всё
пыталась подловить момент, когда парень будет кормить голубей или
что-то типа того, в общем, когда на них можно будет посмотреть.
Впрочем, посещать наше купе её лихо и по-женски жестоко отвадила Алька
в самом начале поездки. Пока соседи разбирались с постелями, Оксана
зашла к нам и села рядом с уже давно устроившимся сытым и довольным
Яшко. Когда-то они уже успели познакомиться, в общем, он спросил, так,
на выдохе, сложив губы трубочкой и поглядывая в окно - "уфф, Оксана, и
как, ты надолго Москва?" Оксана, высокая пышноволосая шатенка,
кокетливо качнула причёской: "А может, я как раз туда возвращаюсь?"
Яшко, всё так же задумчиво глядя в сторону окна, только покачал
головой: "Не-е-е, ты не из Москва... " "А что, заметно?" - продолжала
мило кокетничать Оксана, покачивая обтянутой синим трико ножкой. В это
время Алька, взбивавшая на своей верхней полке подушку и повернувшаяся
по этой причине ко всем участникам разговора, мягко говоря, спиной,
вдруг прямо-таки рыкнула оттуда: "Ага! Ещё как заметно!" Всё,
Оксану у нас мы больше не видели. "А чё она тут?" - коротко
аргументировала Алька. В общем, я был с ней согласен.
Наконец ночные приготовления закончились, можно было начинать спать.
То есть полагалось. Если на часы посмотреть. Но спать было очень
сложно: протапливался вагон неохотно, а от окна свистел ледяной ветер.
В итоге первую ночь мы пролежали просто-напросто в шапках и шарфах,
завернувшись в одеяло и закрыв леденящие окна куртками... Среди ночи,
когда поезд набрал какую-то совсем нездоровую скорость, или так
казалось спросонья, не знаю... в общем, под бешеный перестук колёс в
ледяном вагоне... представьте себе это всё... ну вот: вдобавок
совершенно обезумели голуби. Что-то апокалиптическое во всей этой ночи
было, несущийся в морозное никуда вагон, чернота внутри и снаружи и
заполняющее эту черноту истеричное многоголосое воркование... больше
всего мне это напоминало финал ерофеевской поэмы, там где всё летит в
тартарары, носятся по вагонам полчища Эриний, появляется царь Митридат
и так далее - ритм и пульс у моего полусна был именно такой.
Но любой апокалипсис рано или поздно заканичается: за ночь усилия
проводника всё-таки дали какой-никакой результат, и к утру температуру
в вагоне можно было без особых угрызений совести называть комнатной.
Всю дорогу нас преследовала роскошная солнечная морозная погода, и так
было приятно выходить на станциях с долгой стоянкой, слов нет... Зная,
что вот постоишь сейчас на хрустящем снежке, подышишь свежим ледяным
воздухом - и вернёшься обратно в тепло родного плацкартного вагона...
Очень нам хотелось надеяться, что Москва встретит нас такой же -
морозной и солнечной. Но до Москвы было ещё далеко, а пока мы
продолжали общаться с соседями, которым всё-таки надоели голуби, а
тут как раз подвернулись мы: парочка не парочка, семья не семья. Яшко
пошёл ва-банк и спросил Альку в лоб: когда расписались? Объяснять, как
он заблуждается в отношении нас, не хотелось, и Алька сказала -
недавно. После чего кавказцы долго и на разных языках пытались решить
- как же мы ухитрились пожениться, когда несовершеннолетним нельзя?
Кого из нас считают несовершеннолетним - из разговора было неясно, но
по маслянисто-понимающим взглядам мне показалось, что обоих.
"Эй, да? - вежливо обращался ко мне самый молодой из балагуров. - Я
как видел вас двое, я, правда, думал - брат и сестра, да... вот
правда... а вы - а... э... "
Потом Яшко выспросил у нас, куда мы едем (к друзьям) и чем занимаются
друзья (музыканты), после чего очень оживился: "Я ведь тоже музыкант,
да... я Шаболовка живу, там-то и там-то... мы играем ресторан. Ты
можешь сказать свои друзья, они к нам прийти, там всегда есть
работа... там и русский музыкант есть, и разный другой... можно по
очереди играть.. им деньги будут, разве плохо? Деньги там всегда
хороший бывают... " Броневичок, выступающий после Яшко и
зарабатывающий кучу денег, мне даже и представлять не хотелось, но
музыкальная тема всё же несколько раз ещё всплывала в разговоре,
особенно после того, как Алька сказала, что она тоже музыкант. Да и в
паузах между разговорами Яшко доставал блокнот и что-то вполголоса на
кавказский лад переливчато распевал, время от времени делая пометки и
довольно улыбаясь, так что, возможно, он и сам был не дурак
чего-нибудь сочинить... но вряд ли мы бы оценили его творения по
достоинству.

"Аличка, а если ты музыкант," - иногда будто спохватывался Яшко, - "ты
знаешь такой музик - Сиплячька?" "Как?" - оторопело переспрашивала
Алька. "Сиплячька" "Н-не знаю"- Аля сердито передёргивала плечами. "Ну
как же... это всемирный музик. Ты не можешь быть музыкант и не знать
всемирный музик". "Ну хорошо, что это за музыка?" "А вот:" - и Яшко,
притоптывая толстенькими пальцами по столу, изображал голосом мотив
действительно бессмертной вещи "цып-цып-цып, мои цыплятки..."

После обеда нашего музыкального соседа одолела ностальгия по старым
временам, и он попытался раскружить на разговор незадачливого
голубятника. Тому оказалось всего чуть больше 20 лет, и Яшко
разочарованно сказал: ну, тогда ты не помнишь, что было в советская
власть? Тот что-то помнил, но явно слишком мало. У Яшко был свой
взгляд на то время: "Ах, знаещщ... Вот сейчас свобода, да?
Делать что угодно, да? Демократий? Но никогда ничего делать мне не
било так... так ВКУССНО как тогда... понимаешь? Тогда всё делать, что
ни пожелай - било ВКУССНО... Кушать.. Музик играть. Читать. Приезжать
куда хочешь. Ходить куда хочешь. Всё ВКУССНО било. Э-э... Сейчас так
не бивает нигде..." Голубятник грустно кивал и лез на верхнюю полку.

Ближе к вечеру печально-довольный Яшко опять заинтересовался нашей с
Алькой семейной жизнью. Или, скорей всего, догадался об отсутствии
таковой - зря ли у него цыганская кровь? "А что, Юра... скажи мне
такой вопрос... у тебя до Аличка бил любовник?" Я несколько офигел.
"КТО?" "Ну, любовник..." Что-то со скрипом повернулось у меня в
голове, и я с надеждой спросил: "Любовник - женщина? Или мужчина?"
"Вах, конечно, женьщин, какой ещё бивает любовник..." "Н-ну,
положим..." "Ага. И много?" "Н-ну, достаточно" "А вот теперь скажи
мне, Юра, такой вопрос: как так, что у тебя любовник бил, а детей ни
одного нЕ бил?"  Я с невинном видом пожал плечами: "А вот... Уметь
надо..." "А-а-а, - расцвёл Яшко, как будто я оправдал лучшие его
ожидания, и, лукаво грозя пальцем, резюмировал: - Юра ты хитрый,
да..." Ну ещё бы не хитрый.
Через какое-то время, после ужина и вечернего абстрактного трёпа
соседская весёлость опять стала сходить на нет, вытесняться такой
жирненькой вселенской тоской. "А, смотрю я на тебя Юра... боюсь за
тебя... Аличку у тебя уведёт кто-то... она слишком красивый, ты её
слишком любишь, так нелзя..." Мы отшучивались - кто уведёт, тот через
два месяца вернёт назад, ещё и с доплатой, как Вождя Краснокожих. "Нет, -
не унимался Яшко, - я точно говорю, ты будешь один, да... Ты будешь
как этот... Как Абу-Хасан." "Что за Абу-Хасан?" "А, был у нас такой...
Абу-Хасан звали... У него бил красивый жена, молодой... А Абу-Хасан
шестьдесят лет бил, старый. И жену у него увели один день. А он сидел,
плакал и говорил: она вернуться... она вернуться..." Яшко сидел,
умильно сложив руки на животе, с неизменной блаженной скорбью во
взгляде, толстый и мирный, этакий большой цыплёнок, сиплячька, да...
Вот, и совсем уже просветлев лицом, с дивной улыбкой всезнания на
лоснящейся физиономии, он нас доконал: "вернуться, вернуться... уфф...
а она ни хуя не вернуться..."
Всё, это была последняя капля. Алька внятно произнесла - "пиз-дец!",
и мы погрузились в двухминутную истерику... Сиплячька сидел и отечески
улыбался, глядючи на нашу агонию. После этого поезд должен был
приехать сейчас же, сию секунду, но он ещё тащился целую ночь, и
СиплЯшко успел почитать мне мораль на тему чрезмерного обжорства,
которым я якобы страдаю, забить со мной в Москве стрелку на Шаболовке,
порекомендовать мне нанять телохранителя для Альки, чтоб не быть как
Абу-Хасан, ну, в общем, развлкался уже в одиночку, потому что Алька не
выдержала и пошла на верхнюю полку затыкать уши плэйером, а мне после
Абу-Хасана всё было уже по фигу.

Вот, ну, потом была уже нормальная ночёвка и приезд в пять утра на
Павелецкий вокзал, потом ещё много чего, но это я не знаю...
пол-леттера в курсе. Вспомню чего интересное - расскажу :)
Ю.

PS Аня доехала до Йошкар-Олы?