[Date Prev][Date Next][Thread Prev][Thread Next][Date Index][Thread Index]

[Fwd: Rasskaz]



Hi!

Вот получил...

-------- Original Message --------
Subject: Rasskaz
Date: Fri, 09 Nov 2001 15:03:40 +0300
From: ......................

Михаил! Читая сборник любимой мною Людмилы Петрушевской,
я наткнулся на нижеследующий рассказ, напомнивший мне
историю, написанную Умкой (и, наверное, сохранившуюся
в ваших архивах) про то, как была написана песня "Я ненавижу
девочек" - как две девочки хотели выписать третью и т.д.

А также, возможно, имеющий отношение к идущей сейчас в
листе рассылки дискуссии.

Не знаю, стоит ли его туда помещать; в любом случае просьба
не упоминать моего имени.

.................

================================================

Из книги Людмилы Петрушевской "Реквиемы",
Москва, Вагриус, 2001, стр. 57-64

Бацилла

История смерти Бациллы была такова,
что все в Системе сказали так: вьшла пешком из окна
пятого этажа, ударилась об асфальт и умерла от огор-
чения. Вернее, не все сказали, это Камикадзе так ска-
зал, а остальные повторили. Бацилла кололась, курила,
пила все что находила у людей, т. е. целыми аптечками,
мешая все, таблетки и настойки, шампуни и зубные
пасты, варила из травок питье, работала на самоунич-
тожение, однако само собой это (это) не приходило,
как это пришло уже ко многим в Системе. Ежик Де-
рибасовский, Кузя, многие за последние месяцы были
похоронены родителями, Винт пропал, просто ушел и
все, спустя год его мать кое-кому позвонила приехать
на годовщину. Может быть, она его нашла и схорони-
ла, никто не спросил, было неудобно.
      Бацилла начала жить в Системе, как некоторые по-
мнили, с шестнадцати лет, приехала откуда-то, потом
туда же слиняла рожать, оставила девочку у матери,
приехала, опять играла на флейте в подземных пере-
ходах, кое у кого ночуя, распечатывала стихи и т.д.
      Но Система вот какова: она принимает всех, при-
гревает на флэтах своих детей, в том числе и настоя-
щих детей, и все они поначалу тихие и безобидные
как цветы, делятся всем что у них есть, образуют ог-
ромные семьи, каждый приходи и всем найдется два
квадратных метра, слушают музыку, поют, плетут
фенечки, учатся играть на гитарах и флейтах, угоща-
ют друг друга таблетками, тихо варят варево, переда-
ют из рук в руки шприцы, однако, как показывает
нам история Бациллы, и внутри этих ангельских фор-
мирований, принимающих всех, есть свои запреты, и
те, кто им не следует, те уже парии, отверженные; и
одни бедные выгоняют других бедных, совсем уже
крезанутых-шизанутых, как говорится. Этих нельзя
даже впустить в дверь, обязательно украдут общее
или чье-нибудь, попользуются доверием, глядь - а
исчез косяк шмали или колесо, хорошая таблетка,
тщательно спрятанная в карман рюкзачка в бумаж-
ке. А это уже тяжкий грех. То есть, заметим, кто хо-
чет приходи и живи, пустят всех своих, нищих, смер-
тельно больных, убогих и безумных, голодных в со-
стоянии гломких, а также и богатеньких, хорошо
одетых, т. е. прикинутых и упакованных, так называ-
емых ггерелх (тринадцати-четырнадцати лет, свежих
девочек из младенческой постельки от родителей):
только не воруй с трудом добытое.
      Не пустят, разумеется, алкашей от пивных ларь-
ков, затем рокеров в кожаных косухах с банданами
на головах, затем воровскую братву, люберов нака-
чанных, фашистов - это другие образования, друтие
скопления.
      В целом так, в Системе имеются, как уже сказано,
свои парии. То есть туда уже идут парии, отвержен-
ные и отвергнувшие все и всех, но среди этого сооб-
щества париев есть свои прокаженные, которым нет
хода никуда. То есть у людей Системы, совершенно
распущенных в этом распущенном сообществе, иде-
ально свободных, вольных от морали, допускающих
протяженные во времени, длящиеся самоубийства и
убийства (как случай легендарного уже человека, ко-
торый вынес на балкон своего сына трех месяцев на
спор с самим собой, уроню-не уроню, и держал на
вытянутых руках, тварь я дрожащая или кто, но уро-
нил, дрожали руки. Ему так велели, сказал он, про-
диктовали - вот это был свой, его поместили в чум,
т. е. в психушку, и его не погнали когда он оттуда
явился, но очень скоро он ушел тоже, рано выписали,
говорили на поминках родители, помятые и унижен-
ные) - у людей Системы все же были свои изгои.
      Итак, протяженные во времени самоубийцы, сре-
ди которых бытовала шутка "жить хорошо и быстро
или скучно и медленно", так называемый выбор. Ба-
цилла была именно такой, живущей быстро, и от нее
шарахался самый бывалый народ, а саму ее не пуска-
ли уже ни на какие пороги. Город закрытых дверей,
Москва. Бацилла пригребла к столичному берегу юной
герлой, ей распахнули ворота, она с кем-то спала, от
кого-то родила, от кого-то заразилась туберкулезом,
быстро усвоила нехитрые правила и внешность, на-
училась плести себе фенечки, а вот когда, отвезя ре-
бенка к родителям, она вернулась, тут и началась ее
гибель. Игра на флейте зимой в подземном переходе
давала немного, дозу надо было увеличивать (дозу
наркотиков), денег не было, Бацилла начала бесхит-
ростно брать чужое, причем у своего же брата из Си-
стемы, у которого всегда с деньгами пенисто (выра-
жаясь по-латыни), т. е. хреново.
      Бацилла настолько прославилась среди своих, что
ее имя стало известно по всей Москве, вернее, ее кли-
куха, никто не знал как ее по-настоящему звать. Ее
стихи перепечатывали и передавали друг другу со-
вершенно посторонние люди, ее жизнь стала леген-
дой, а вот ее самое не пускали жить, находиться с ней
рядом было невозможно, даже как-то страшно. Сре-
ди этих отважных, циничных людей Системы, не же-
лающих долго жить, среди апологетов быстрой смер-
ти, длинноволосых, голодных, больных, грязных, вши-
вых (с мустангами) девочек и мальчиков - даже
среди этих смертников Бацилла была страшна, то
есть она не была особенной на вид, просто решили ее
не пускать.
      Может быть, все-таки чем-то жутким разило от
ее лица, от прозрачных грязных рук, от ее фигуры,
полностью бестелесной, причем глаза ушли в ямы,
щеки запали, зубы выставились как на подбор,
желтовато-черноватые, носа не было, он как бы
подтаял, истончился, зияли дырочки, как у опери-
рованного певца Майкла Джексона. Во всяком слу-
чае, Система стала выдавливать Бациллу вон, то
есть куда? Ясно куда. Но этого же не могло быть в
принципе, ведь именно в Системе всегда и всех
должны привечать, Система все приемлет и нико-
го не отринет, всем найдется кусок бетона и плечо
соседа в подвале, ничего больше не гарантировано,
пол, потолок и какой-нибудь, может быть, кран с
водой где-нибудь.
      Бацилле в этом было отказано. Ей было отказано
также в дружеском общении, в круге родных, в по-
кое и смерти среди своих.
      И она вдруг, побродив зимой по Москве в поис-
ках крова, исчезла как сквозь землю, и все, в особен-
ности Камикадзе, с удовлетворением констатирова-
ли свою свободу от Бациллы: именно у Камикадзе
была крохотная квартиренка после бабушки, и как
только бабка умерла, как только Камикадзе внес в
квартиру рюкзак, так Бацилла поселилась там, неиз-
вестно где все узнав. Бацилла с уверенностью в своем
праве поселилась, как селятся вообще люди Системы
на любом свободном клочке пола под крышей, воз-
никающей у кого-то из членов Системы. Дверь в Си-
стеме для ее людей должна быть всегда открыта, как
к Богу в храм, и всем должно находиться место, у
Бога всего много.
      Но не Бацилле, ее погнали. Вскоре она опять по-
явилась, еще более исхудавшая чем раньше, а у Ка-
микадзе уже постоянно жила пятнадцатилетняя
жена только родившая, да еще и баба с ребеночком,
да еще один Гнус, который единственный из всех
иногда приносил деньги.
      Бацилла торкнулась в дверь, и Камикадзе, услы-
шав знакомый голос, выпустил свою бабу со шлангом
(маслопровод от грузовика, тяжеленькая штука).
Пятнадцатилетняя баба была тоже худая, голодная,
но кормящая мать и семьянинка, защитница мужа и
ребенка, как и положено в Системе. Бацилла отсту-
пила. Где она провела следующие четыре дня, неизве-
стно, денег у нее не водилось, флейта тоже уже исчез-
ла, а она была единственным орудием труда Бациллы,
средством пропитания.
      Тут же подоспело еще одно событие, сгорело
четверо из Системы на чьей-то пустой даче, впол-
не возможно, что ни на чьей, просто поддели
дверь и вошли, опять-таки у Бога всего много.
Когда вошли пятеро, то (видимо) выпили, и впя-
тером начали выгонять пришлого, постороннего
человека, привязавшегося к ним где-то по дороге.
Собственно, это стандартная схема смерти в Сис-
теме - вдруг все скопом начинают выгонять од-
ного, животное чувство тесноты играет тут свою
роль или же то же животное ощущение чьей-то
слабости, уходящего подтолкни, голуби клюют в
глаз больного голубя, волки раздирают на части
заболевшего волка и т. д., так и в Системе, но с чу-
жим дела не имей, таись. Чужой не знает законов
Системы, и выгнанный (несъеденный и незакле-
ванный) гость встал на обе ноги, припер дверь
бревнышком, дождался, пока погаснет свет и ути-
хомирятся люди Системы, и полил из зажигалки
дом бензином, долго старался запалить и запалил,
видимо, был мастак зажигать (заводить) костры в
течение жизни на воле, и результат: все сгорели,
один Гнус, страдавший всегда бессонницей, выбил
стекло и вышел вон, все.
      Камикадзе сказал Гнусу свое всегдашнее правило:
кто упал - подтолкни, слабым места нет на земле,
неживучим. А тот, поджигатель, был живучий, то
есть не живучий, а, видимо, из другого мира, ибо дети
Системы редко убивают, они часто умирают сами,
уходят из окна пешком, как Бацилла, погибают от
передоза, но сознательно и специально не губят жи-
вые души. А тот, поджигатель, был, видимо, из мира,
где убивают сразу и чем попало, из обычного мира,
поэтому-то он и не пришелся ко двору пятерым де-
тям Системы, может, ему не дали пристать к девоч-
ке, выперли своими слабыми силами, и он был, види-
мо, глубоко обижен этим.
      Люди Системы не обижаются (?). Вопрос вопро-
сов, но действительно, может ли обидеться прощаю-
щий все и всем (?) человек.
      Бацилла не обиделась, когда ее встретила Соня
Пижма с маслопроводом, Бацилла осталась стоять
где стояла в холодном зимнем подъезде, когда перед
ней навеки закрылась их дверь. Стояла, может быть,
до утра, они не проверяли, у них был запас всего и не
надо было выходить, да и боялись.
      Через четыре дня она из какого-то окна в чьем-то
подъезде шагнула прочь и умерла от огорчения, уда-
рившись об асфальт, как сказал Камикадзе, умерла
именно от огорчения.