[Date Prev][Date Next][Thread Prev][Thread Next][Date Index][Thread Index]
Re[4]: Стая ласточек воздушных
MB> Может, это и полный бред, но ласточка - ге хелидон, хелидонос,
MB> мн.ч. А аэдона - соловей, например. Т.е ласточка - от эллады,
MB> греческая птица. (Мжет и бред). Тогда образ ласточки -
MB> античность, в широком смысле - культура, слово. У М. я сам верю,
MB> а вот у Х. интересно было бы найти подтверждения.
То, что у М. -- античные мотивы, ни секунды не сомневаюсь. У него вся
поэзия этим пропитана. А вот насчет Ходасевича поспорю. У них мысль
совершенно разная. Завораживает схожесть тематики и ритма.
Итак, по поводу М. абсолютно согласен.
Теперь Хлебников:
Стая ласточек воздушных
Тонких тел сплетает сеть
И зовет тоске послушных,
Не боящихся висеть.
Для Хлебникова ласточка -- образ поэзии. Равновесие, гармония.
Как и в случае с М., только от своего корня, не античного.
Он и не рвется в запредельное, для него "самовитое слово" -- самоцель,
альфа и омега. Хлебников купается в словесной стихии, никуда из нее не
стремясь. Он так и остался в ней, так и помер от этой холеры. И
Цветаева не вышла из этой мертвой петли. Эти две судьбы я как свою
личную боль переживаю, даже с чувством личной вины, сопричастия
какого-то.
Ходасевич -- другое.
Имей глаза - сквозь день увидишь ночь,
Не озаренную тем воспаленным диском.
Две ласточки напрасно рвутся прочь,
Перед окном шныряя с тонким писком.
Вон ту прозрачную, но прочную плеву
Не прободать крылом остроугольным,
Не выпорхнуть туда, за синеву,
Ни птичьим крылышком, ни сердцем подневольным.
Пока вся кровь не выступит из пор,
Пока не выплачешь земные очи -
Не станешь духом. Жди, смотря в упор,
Как брызжет свет, не застилая ночи.
Во-первых, это из той же "Тяжелой лиры" -- кульминации поэзии
Ходасевича. Это не 28-й, это начало двадцатых. Там, где Хлебников
находил, говоря Пушкинским языком, "упоение в бою и бездны мрачной на
краю"; Ходасевич ищет прорыва, исхода из невыносимой -- до
невозможности, свыше сил -- действительности. Исхода не в иллюзорный
словесный мир, а в область высшей реальности. Забегая вперед, скажу,
что он его нашел -- его молчание в том порукой. Последние годы он не
писал стихов, только прозу. Его книга воспоминаний, "Некрополь", это
памятник не только писателям-современникам, с кем его сводила судьба.
В первую очередь -- себе самому.
А "Доктор Живаго"? Разве не смотрятся стихи в нем -- нет, не инородным
включением, но атавизмом: чем-то пройденным, изжитым?
Что касается возможных заимствований Ходасевича у М.: нет, нет и еще раз
нет! Из самого стихотворения видно, что это реальные две ласточки и
реальное же переживание нестерпимой -- до крика -- боли, которые
отныне сплетены в тугой нерасторжимый узел. У М. -- чисто книжный
сюжет -- оживший, одухотворенный его гением, но вне-личный, над-личный,
как над-лична вся мифология.
Не могу вскользь не затронуть еще одной напрашивающейся темы:
Ходасевич и Цветаева. Во многом -- антагонисты (даже в любви к
Пушкину!), здесь, в первые послереволюционные годы они абсолютно
схожи. Не поэтически, а по состоянию души, что ли. По боли, по крику.
Одинаковы они и в своем позднейшем молчании, обращении к прозе. Но
после вновь их пути разошлись.
Хлебников не мог, не в состоянии был покинуть стихию; для этого он
слишком певец. Отказаться от песни, превратиться в нуль он не захотел.
Цветаева могла, почти уже сделала это. Но вновь вернулась в стихию
стиха, как возвращалась всегда. Как вернулась к мужу-чекисту, как
вернулась в чекистскую страну. Сознательно, с открытыми глазами,
понимая (не могла не понимать), куда и на что идет. Как Лотова жена:
оглянулась -- и погибла. Что это было -- женская верность (жены
декабристов etc.)? Или женское безумие?
Не знаю, не мне судить...
Тарас
PS. Я не противопоставляю поэзию прозе. И не принимаю молчание за
абсолютный критерий "исхода". Можно совершить его, оставаясь поэтом
(Пушкин). И можно писать прозу в чудовищном количестве, по-прежнему
находясь "между небом и землей" (Андрей Белый).
И все же в конкретных примерах (Хлебников, Ходасевич, Пастернак,
Цветаева) оно (молчание) вполне может быть индикатором внутреннего
состояния.
PPS. А впрочем, все это более чем субъективно...
PPPS. Ходасевич и Цветаева по-разному любили мир. По-разному...
Кто бы написал об этом? Я -- пас.